Те, кто уходит и те, кто остается - Страница 81

82

Испуганная Кармен то и дело принималась плакать: ей казалось, что преследователи вот-вот вернутся. А я никак не могла выкинуть из головы пустую площадь, на которую выходила аптека, и саму аптеку, которую так любила за запах пастилок и сиропа от кашля, за мебель темного дерева, украшенную яркими вазами… Особенно мне нравились ее владельцы – родители Джино, всегда вежливые, выглядывающие, ссутулившись, из-за стойки, как с балкона: они точно были там, когда это случилось, подскочили от звука выстрелов и, возможно, в ужасе наблюдали, как тело их сына оседает у порога в лужу крови. Мне надо было выговориться, и я позвонила Лиле, но она встретила известие с полным безразличием, сказала только: «А ведь карабинеры, наверное, не в обиде на Паскуале». И добавила, что, если бы даже убийцей оказался Паскуале (что она исключала), на месте карабинеров она встала бы на его сторону, потому что наш друг, строитель и коммунист, всяко лучше убитого, со всеми его темными делишками. После этого голос ее изменился, будто у нее ко мне было более важное дело, и она спросила, не смогу ли я взять к себе ее сына до начала нового учебного года. Дженнаро? Что я с ним буду делать? Я и от Деде с Эльзой уставала до смерти.

– Зачем? – спросила я.

– Мне надо работать.

– Мы с девочками едем на море.

– Возьмите его с собой.

– Мы едем в Виареджо, пробудем там до конца августа. Мальчик плохо меня знает, будет рваться к тебе. Если ты тоже поедешь с нами, – тогда пожалуйста, а так – даже не знаю.

– Ты клялась, что позаботишься о нем.

– Да, если с тобой что-то случится.

– А с чего ты взяла, что со мной ничего не случилось?

– А что, что-то не так?

– Нет.

– Так может, тогда лучше оставить его твоей маме или Стефано?

Она чуть помолчала, а потом напрямик спросила:

– Так сделаешь ты мне такое одолжение, да или нет?

– Ладно, привози, – уступила я.

– Энцо привезет.

В субботу к нам приехал Энцо на недавно взятом в аренду белоснежном «чинквеченто». Я увидела его еще из окна – он что-то говорил на диалекте мальчику, сидевшему в машине, – и сразу узнала: такой же крепкий, как раньше, та же скупость в движениях – я как будто снова оказалась в Неаполе, в нашем квартале. Я открыла дверь, Деде вцепилась в подол моего платья. Мне хватило одного взгляда на мальчика, чтобы признать, что сумасшедшая Мелина была права: теперь, когда мальчику исполнилось десять, не осталось никаких сомнений, что в нем нет ничего не только от Нино, но и от Лилы – передо мной стояла точная копия Стефано.

Чувство от этого было двойственное: я одновременно была и разочарована, и довольна. С одной стороны, раз уж мне предстояло так долго прожить с чужим ребенком, мне было бы приятней вместе со своими дочерьми воспитывать сына Нино, с другой – я была рада узнать, что Нино ничего не оставил Лиле.

83

Энцо хотел уехать сразу, но Пьетро принял его очень любезно и пригласил остаться на ночь. Я предлагала Дженнаро пойти поиграть с Деде, хоть он и был почти на шесть лет ее старше, и она не возражала, но он наотрез отказался. Меня поразила забота Энцо об этом ребенке – не своем ребенке. Он прекрасно знал все его привычки, вкусы, потребности. Он быстро уложил его спать, хотя Дженнаро сопротивлялся: сводил в туалет, заставил почистить перед сном зубы, а когда мальчик рухнул в постель от усталости, умело раздел его и натянул на него пижаму.

Пока я мыла посуду и наводила порядок, Пьетро развлекал гостя. Они сидели на кухне, за столом, общих тем для разговора у них не было. Они попробовали было поговорить о политике, но, как только Пьетро одобрительно высказался о сближении коммунистов с демократами, Энцо заявил, что, если так и дальше пойдет, Берлингуэр скоро пожмет руку страшнейшему врагу рабочего класса. Они оставили эту тему, чтобы не поссориться. Пьетро стал из вежливости расспрашивать Энцо о его работе. Энцо любопытство моего мужа, должно быть, показалось искренним, и он начал свой сухой и перегруженный терминологией рассказ, причем говорил значительно больше, чем обычно. IBM решила перевести их с Лилой на более крупное предприятие: новая фабрика располагалась близ Нолы и насчитывала триста рабочих и около сорока служащих. От предложенной зарплаты у них обоих дух перехватило: триста пятьдесят тысяч лир в месяц ему и сто тысяч ей как его заместителю. Разумеется, они согласились, но за такие деньги работа предстояла огромная. «В нашем распоряжении, – объяснял он, постоянно повторяя «мы», «наше», – будет «Система-3» десятой модели, два ассистента и пять женщин-операторов на перфораторах. Мы должны собирать и вводить в «Систему-3» огромное количество информации, чтобы машина могла выполнять различные задачи: например, бухгалтерский учет, расчет зарплат, выписка счетов, учет складских резервов, управление заказами, поставками, производством, отгрузкой. Для этого используются специальные картонные карточки с перфорацией. Отверстия на карте отвечают за все, это основная наша забота. К примеру, рассмотрим алгоритм программирования какого-нибудь простейшего действия, пусть будет выписка счета. Сначала кладовщик указывает, какому клиенту какие продукты были доставлены. Каждый продукт и каждый клиент идет под своим числовым кодом, анкетные данные клиента тоже закодированы. Перфораторы вводят эти коды в машину: нажимают кнопку приема перфокарты и начинают вбивать на клавиатуре номер бланка, код клиента, коды анкетных данных, коды продукта, количество проданного и другие данные. Чтобы вы понимали, это тысяча карточек на один продукт, а на десять продуктов – десять тысяч карт с отверстиями как от иголки. Поняли? Следите за мыслью?»