Те, кто уходит и те, кто остается - Страница 62

Так Нино оказался на моей свадьбе, хоть и не присутствовал на ней физически. Говоря о нем, я словно бы получила право говорить и о себе, объяснить, почему я увлеклась вопросами борьбы трудящихся; я принялась рассуждать о необходимости помочь левым партиям и движениям заполнить лакуны в понимании современного политического и экономического положения. Я щеголяла недавно заученными формулировками, которыми наловчилась уверенно пользоваться, и чувствовала себя страшно умной. Мне стало хорошо; мне нравилось находиться рядом с родителями мужа, в кругу их друзей – меня здесь ценили. К концу вечера, когда мои родные робко попрощались с нами и отправились куда-то коротать время до первого поезда в Неаполь, вся моя злость на Пьетро испарилась. Он заметил это и сам повеселел; всякая натянутость между нами исчезла.

Вернувшись домой и заперев дверь, мы занялись любовью. Поначалу мне было очень приятно, но вскоре выяснилось, что сюрпризы того дня еще не кончились. Антонио, чтобы достичь оргазма, достаточно было немного о меня потереться, Франко изо всех сил старался продлить наслаждение, но вскоре с хрипом выходил из меня или, когда пользовался презервативом, замирал и весь как будто тяжелел, наваливаясь на меня всем телом и счастливо смеясь мне в ухо. Пьетро, напротив, трудился надо мной так долго, что это время показалось мне вечностью. Мощные ритмичные удары быстро свели на нет всякое удовольствие, к тому же у меня заболел живот. Сам он весь взмок – пот стекал у него по лицу и по шее, а я гладила его мокрую спину и понимала, что уже ничего не хочу. Но он не обращал на это внимания, продолжал снова и снова входить и выходить, монотонно и однообразно. Я не знала, что делать, ласкала его, шептала слова любви, а сама только и думала: поскорее бы это кончилось. Когда он наконец заревел и в изнеможении обрушился на меня, я была страшно довольна, хотя осталась неудовлетворенной и все тело у меня ныло.

Он почти сразу встал и побрел в ванную. Я так устала, что не дождалась его и через пару минут уснула. Внезапно проснувшись через час, я обнаружила, что он так и не вернулся, и пошла его искать. Он сидел за письменным столом в кабинете.

– Что ты делаешь?

– Работаю, – улыбнулся он.

– Пойдем спать.

– Иди, я скоро.

Я уверена, что именно той ночью забеременела.

63

Поняв, что жду ребенка, я настолько растерялась, что даже позвонила матери. Да, мы воевали всю жизнь, но в тот момент желание поговорить с ней перевесило все прочие соображения. И зря: она меня замучила. Названивала без конца, грозилась приехать и пожить с нами, чтобы присматривать за мной, или, наоборот, увезти домой, в квартал, и отправить к повитухе, которая принимала всех нас. Отвязаться от нее было непросто. Я сказала, что наблюдаюсь у гинеколога, друга свекрови и известного профессора, и рожать буду у него в клинике. Мать обиделась. «Тебе свекровь дороже матери», – прошипела она и перестала звонить.

Несколько дней спустя позвонила Лила. С тех пор как я уехала, мы несколько раз созванивались, болтали буквально по паре минут, чтобы не тратить много денег: она со мной говорила весело, я с ней – прохладно, она не без иронии спрашивала, как моя замужняя жизнь, я серьезно интересовалась ее здоровьем. Но в этот раз я сразу заметила, что что-то не так.

– Ты на меня обиделась? – спросила она.

– Нет, с чего?

– А что ж ты тогда ничего мне не сказала? Если б твоя мать не хвасталась на каждом углу, я бы так и не узнала, что ты беременная.

– Да я сама не была уверена.

– А я думала, ты пьешь таблетки.

– Да, собиралась, – смутилась я, – но потом передумала.

– Почему?

– Ну, годы-то идут.

– А как же книга?

– Там видно будет.

– Смотри у меня…

– Я постараюсь.

– Давай, ты должна делать все возможное.

– Постараюсь.

– А я пью таблетки.

– Так у вас с Энцо все наладилось?

– В общем да, но детей я больше не хочу.

Она замолчала, я тоже не стала это комментировать. Потом Лила рассказала, как она узнала, что ждет ребенка – в первый раз и во второй. Ни об одной из своих беременностей ничего хорошего она сказать не могла. «Правда, во второй раз, – призналась она, – я была уверена, что ребенок от Нино, поэтому радовалась, даже когда мне было совсем плохо. Радуйся не радуйся, все равно будет паршиво». После этого она, все больше сгущая краски, пустилась расписывать мне ужасы беременности и родов; она и раньше это мне говорила, но сейчас подробно смаковала каждую деталь – еще бы, мне ведь все это вскоре предстояло. Вроде бы она пеклась обо мне, хотела меня подготовить, волновалась о моем будущем. Сначала чужая жизнь разрастается у тебя в животе, а потом выходит наружу – и все, ты на поводке и больше себе не хозяйка. Она живописала все периоды моего будущего материнства, в полной уверенности, что у меня все будет так же, как у нее, и делала это, как всегда, очень талантливо. «Представь себе: ты сама куешь себе орудие пытки!» Я поняла: она и мысли не допускает, что у меня все может быть не так, как у нее, что она – это она, а я – это я, что у меня и беременность может протекать иначе, и отношение к детям может быть другим. Как будто, если меня минуют ее проблемы и я стану счастливой матерью, это будет с моей стороны предательством.

Мне не хотелось больше ее слушать, и я отвела трубку подальше от уха. Простились мы довольно холодно.

– Если что понадобится, дай знать, – сказала она.

– Хорошо.

– Ты мне помогла, теперь я тебе хочу помочь.

– Хорошо.

Этот разговор не то что не помог мне, а только напугал. Я жила в незнакомом городе, хотя благодаря Пьетро изучила его вдоль и поперек, чего не могла сказать о Неаполе. Мне нравилась набережная Арно, откуда открывался прекрасный вид, но цвет зданий нагонял на меня тоску. Меня немного раздражали флорентийцы с их вечными насмешками: консьерж, мясник, булочник или почтальон считали своим долгом отпустить какую-нибудь шутку, и мне приходилось отшучиваться, что заставляло постоянно пребывать в каком-то напряжении. Друзья Гвидо и Аделе, так радушно принявшие меня на свадьбе, больше не объявлялись, а Пьетро не выказывал ни малейшего желания с ними видеться. Я чувствовала себя одинокой и уязвимой. От тоски накупила книжек о том, как стать идеальной матерью, и с привычным прилежанием засела за их изучение.