Муж сел на заднее сиденье, к дочкам, Нино расположился рядом со мной, обещая показать дорогу до местечка, где можно хорошо поесть. «Там такие вкусные пончики», – сказал он, обернувшись к Деде и Эльзе, и, видя их воодушевление, принялся подробно расписывать пончики. «А ведь когда-то мы гуляли, держась за руки, – думала я, глядя на него краем глаза, – и он два раза поцеловал меня – как давно это было. И какие красивые у него пальцы!» Мне он говорил только: «Здесь направо, потом еще раз направо, а на перекрестке – налево». Ни одного восхищенного взгляда, ни одного комплимента.
В траттории нас встретили приветливо и уважительно. Нино был знаком с хозяином и официантами. Я села во главе стола, девочки – с обеих сторон от меня, дальше – Пьетро и Нино, напротив друг друга. Муж начал делиться тяготами университетской жизни. Я почти все время молчала, занималась Деде и Эльзой, которые обычно прекрасно вели себя за столом, но на этот раз, чтобы привлечь к себе внимание Нино, шумели и озорничали. «Пьетро слишком много говорит, не дает Нино вставить ни слова – так он ему быстро надоест, – думала я. – Мы уже семь лет живем в этом городе, а у нас даже нет своего места, куда можно пригласить его в ответ, какого-нибудь ресторанчика, где хорошо готовят, как здесь, где все нас узнавали бы!» Мне нравилась обходительность хозяина траттории: он то и дело подходил к нашему столику и даже сказал Нино: «Это блюдо не советую: вам и вашими гостям оно не понравится, возьмите лучше то». Прибыли знаменитые пончики, и девочки пришли в восторг; Пьетро от них не отставал. Только тогда Нино заговорил со мной.
– А почему больше не выходит твоих книг? – спросил он с искренним интересом, слишком серьезно для застольной болтовни.
Я покраснела и указала на девочек:
– Я другим была занята.
– Та книга была блестящая.
– Спасибо.
– Это не комплимент: ты всегда превосходно писала. Помнишь ту статью о преподавателе богословия?
– Твои друзья ее не напечатали.
– Это было недоразумение.
– Я тогда потеряла веру в себя.
– Жалко. А сейчас пишешь?
– Пытаюсь урывками.
– Роман?
– Не знаю, что выйдет.
– А тема?
– Мужчины, создающие женщин.
– Интересно.
– Посмотрим.
– Ты уж постарайся, очень хочется прочитать.
К моему удивлению, он отлично знал написанные женщинами тексты, которыми я занималась: я думала, мужчины такое не читают. Кроме того, он посоветовал мне книгу Старобинского, которую сам прочел недавно: возможно, я найду там что-то полезное для себя. Сколько же он всего знал! Он с детства был такой, всем интересовался. Он цитировал Руссо и Бернарда Шоу; если я его перебивала, он слушал меня со всем вниманием. Дочери съели свои пончики и стали требовать еще; я рассердилась, но Нино позвал хозяина и попросил принести нам добавку.
– Ты должен предоставлять жене больше свободного времени, – сказал он вдруг Пьетро.
– И так весь день в ее распоряжении.
– Я не шучу. Иначе будешь признан виновным, и не только с общечеловеческой, но и с политической точки зрения.
– И в чем же мое преступление?
– Растрата умственных способностей. Общество, считающее нормальным, что женщина душит свой ум заботой о детях и доме, – само себе враг, хоть и не понимает этого.
Я молча ждала, что скажет Пьетро.
– Элена может культивировать свои умственные способности сколько и как угодно, главное, чтобы она не отнимала времени у меня, – сказал он с иронией.
– А у кого же еще ей его отнимать?
Пьетро нахмурился:
– Когда человек чем-то увлечен, ничто не может помешать ему довести дело до конца.
Я обиделась.
– Мой муж считает, – с натянутой улыбкой процедила я, – что ничто не интересует меня по-настоящему.
Молчание.
– И что, это так? – спросил меня Нино.
Я не задумываясь ответила: не знаю. От неловкости и досады на глаза у меня навернулись слезы. Я опустила взгляд. «Все, хватит пончиков», – сказала я девочкам дрогнувшим голосом. Нино поспешил мне на помощь: «Я съем еще один, один маме, один папе, и вам как раз по одному. По последнему». Он позвал хозяина и торжественно произнес: «Я приду сюда с этими синьоринами ровно через тридцать дней, а вы к тому времени приготовьте нам гору таких же пончиков, хорошо?»
– Так все-таки через месяц или через тридцать дней? – спросила Эльза.
Мне удалось наконец побороть слезы, я посмотрела на Нино и переспросила:
– Вот именно, через месяц все-таки или через тридцать дней?
Мы стали шутить, Деде хохотала над смутными представлениями Эльзы о времени. Пьетро хотел рассчитаться, но обнаружил, что Нино уже заплатил за всех, и запротестовал. Пьетро сел за руль, я устроилась на заднем сиденье между двух клюющих носами дочек. Мы подбросили Нино до гостиницы. Всю дорогу я молча слушала их разговоры: оба были под хмельком. Когда мы прощались, Пьетро с огромным воодушевлением сказал Нино:
– Зачем тратить лишние деньги? У нас есть комната для гостей, в следующий раз останавливайся у нас, не стесняйся!
– Мы меньше часа назад говорили о том, что Элене нужно больше свободного времени, – улыбнулся Нино, – а ты хочешь еще и меня на нее повесить.
– Я была бы очень рада, – вмешалась я вяло, – и Деде с Эльзой тоже.
Но как только мы с Пьетро остались одни, я сказала ему:
– Прежде чем приглашать, мог бы со мной посоветоваться.
Он завел мотор и посмотрел на меня в зеркало заднего вида:
– Я думал, ты обрадуешься.
Конечно, я обрадовалась, я очень обрадовалась. Только вот я чувствовала себя так, будто мое тело превратилось в яичную скорлупу: стоит чуть надавить на руку, на лоб, на живот, как она треснет, и все мои секреты вывалятся наружу, даже те, что я держала в тайне от себя самой. Я старалась не считать дни до встречи и сосредоточилась на текстах, как будто Нино заказал мне эту работу и к своему возвращению желает видеть результат. Я мечтала, как скажу ему: «Я послушала твоего совета. Ты велел поторопиться – вот, смотри: это мои наброски. Надеюсь услышать твое мнение».