Те, кто уходит и те, кто остается - Страница 43

Незадолго до обеденного перерыва она подошла к Эдо и сказала: «Я пошла». Но не успела она снять фартук, как в разделочной появилась секретарша хозяина:

– Доктор Соккаво ждет тебя в кабинете, немедленно.

Лила не сомневалась, что среди них нашелся доносчик, доложивший Бруно о том, что готовится. Она взяла из своего шкафчика листок с требованиями, поднялась к кабинету, постучала в дверь и вошла. Бруно был не один. В кресле руководителя с сигаретой в зубах восседал Микеле Солара.

44

Лила не сомневалась, что рано или поздно Микеле Солара еще объявится в ее жизни, но, увидев его в кабинете Бруно, испугалась так, как в детстве пугалась призраков, готовых вот-вот выскочить из темного угла. «Что он здесь делает? – пронеслось у нее в голове. – Надо бежать отсюда». Солара встал, распахнул ей объятия и взволнованно произнес: «Лина, сколько лет, сколько зим! Как я рад тебя видеть!» Он собирался обнять ее, но она инстинктивным движением, с отвращением на лице, уклонилась. Микеле так и застыл на мгновение с разведенными в разные стороны руками, потом одной рукой почесал подбородок, другую запрокинул за голову, к затылку.

– Подумать только, – сказал он наконец, указывая на Лилу. – Поверить не могу! Как только тебе удалось спрятать среди палок колбасы саму синьору Карраччи.

Лила посмотрела на Бруно и резко сказала:

– Я потом зайду.

– Нет, садись, – ответил тот мрачно.

– Лучше я постою.

– Садись, ты устала.

Лила помотала головой и осталась на ногах.

– Бесполезно, – хитро улыбнулся Микеле, обращаясь к Бруно. – Так уж она устроена: всегда все делает по-своему.

Лиле показалось, что голос Солары стал еще более властным, чем раньше: каждое слово он выговаривал так, будто в последние годы только и делал, что оттачивал произношение. Может, от усталости, а может, ему назло Лила передумала и села. Микеле повернулся к ней и заговорил так, будто Бруно вообще не было в комнате. Он внимательно, с симпатией во взгляде, оглядел ее и с сожалением заключил: «Что у тебя с руками? Все в порезах. Помню, какие красивые они были в юности… Очень, очень жаль». Потом он перешел к магазину на пьяцца Мартири. Он обращался к Лиле, словно она до сих пор в нем распоряжалась и у них была деловая встреча. Он упомянул о новых шкафах, розетках, о том, что велел заделать вторую дверь в туалет – ту, что вела во двор. Лила вспомнила про тот выход и прошипела на диалекте:

– Плевать я хотела на твой магазин.

– Ты хотела сказать «на наш магазин»: мы его вместе делали.

– Ничего я с тобой вместе не делала.

– Тот, кто вкладывает в дело деньги, – заспорил с ней Микеле, улыбаясь и слегка покачивая головой, – трудится не меньше, чем тот, кто работает руками и головой. Деньги открывают горизонты, меняют ход событий и жизни людей. Ты себе не представляешь, сколько народу я могу осчастливить или уничтожить, просто подписав чек.

После этого он спокойно вернулся к прежней болтовне: казалось, ему доставляло удовольствие рассказывать ей последние новости, как обычно их рассказывают друзьям. Начал он с Альфонсо, сказал, что очень доволен его работой на пьяцца Мартири и хорошо ему платит; Альфонсо вполне мог бы содержать на свое жалованье семью. Однако, по рассказу Микеле, тот не спешил жениться, предпочитая держать Маризу в статусе вечной невесты, а самому делать все, что заблагорассудится. Микеле, зная, что семейная жизнь хорошо сказывается на работе, решил на правах работодателя подтолкнуть его к этому шагу, пообещав взять на себя все расходы; в июне должна наконец состояться свадьба. «Представь только, – сказал он Лиле, – если я так помогаю Альфонсо, сколько бы я дал тебе, останься ты работать на меня. Да я бы тебя озолотил, сделал настоящей королевой!» Затем, не дав ей возможности ответить, он стряхнул пепел в старинную бронзовую пепельницу и объявил, что и сам в июне женится, разумеется на Джильоле, которую любит всю жизнь. «Жаль, что тебя не будет на свадьбе, – сокрушался он. – С радостью позвал бы тебя, но не хочу ставить твоего мужа в неловкое положение». Дальше последовал рассказ о Стефано, Аде и их дочке, и Микеле то и дело повторял, как любит всех троих, хотя дела в лавках Стефано идут уже далеко не так хорошо, как раньше. «Торговля сегодня – бурное море, – пояснил Микеле. – Пока у Карраччи были отцовские деньги, он держался на плаву, а теперь черпнул воды бортом, и ему несдобровать. Конкуренция растет, открываются новые магазины…» Сам Марчелло некоторое время назад задумал расширить старую лавку покойного дона Карло, превратив ее в магазин, в котором можно купить все что душе угодно – от мыла до лампочек, от мортаделлы до сладостей. Замысел он осуществил, и теперь магазин под названием «Всё для всех» пользуется огромной популярностью.

– То есть вы с братом все-таки разорили Стефано?

– Что значит – разорили? Что ты, Лила, мы просто работаем. Более того, когда у нас есть возможность помочь товарищам, мы им помогаем. Угадай, кого Марчелло устроил в новый магазин?

– Понятия не имею.

– Твоего брата.

– Рино дошел до того, что сел у вас продавцом?

– Ну, ты же его бросила, а у него на шее остались отец с матерью, ребенок, Пинучча, она, кстати, опять беременна… Что ему оставалось? Он попросил помощи у Марчелло, и Марчелло ему помог. Что тебе опять не так?

– Все не так, – ответила Лила холодно, – вообще все, что вы делаете, не так.

Микеле остался недоволен ее ответом и только тут как будто вспомнил о Бруно.

– Видишь, все, как я говорил: все ее беды от вздорного характера.

Бруно растерянно улыбнулся, отчаянно пытаясь изобразить, что понимает, о чем говорит Микеле.